Я поднимаюсь из трюма какого-то старинного корабля, где был на экскурсии или вроде того. Оглядываюсь и никого из знакомых не вижу. Спрашиваю у человека на пристани о том, где, собственно, съёмочная группа, а он мне говорит "так первое ноября ведь, все ещё вчера разъехались".
И я понимаю, что не знаю куда все уехали и куда мне самому теперь деваться? Я даже в аэропорт не могу добраться, при мне только то, что на меня надето.
Но это не особенно меня угнетает. А то, что я понимаю, мне никак не узнать, где Колин. И потом сон чуть сдвигается. Я лажу по огромному трюму старого корабля, уже не деревянного, а стального. Кругом почерневшие трубы, темно и сыро. Я зову Колина, повторяю его имя с отчаянием в голосе, громче, громче. И слышу только эхо своего голоса. Потом меня отвлекает какой-то ребёнок. Я вскидываю голову и вижу, что детёныш лет пяти сидит на трубе, свесив по бокам ноги и качая ими. У ребёнка недетские глаза, хищные и смешливые. "Ты никогда его не найдёшь. Они все уехали без тебя. Ты остался один".
Эмоции, пережитые в те мгновения во сне, передаются одним ёмким и нецензурным словом, заканчивающимся на "здец".
Когда проснулся, думал, что будь я помладше, наверное под шквалом давящих чувств я бы разрыдался в хлам просто под эффектом от сна. Но рядом был супруг. Я поворочался и затих. Правда, в ту ночь больше не спал.